Вадим Чупа: «Хоккеисты часто просят не говорить тренеру о травме

Вадим Чупа в хоккее работает с 1995 года, а непосредственно в «Тракторе» уже 20 лет. В прошлом сезоне Чупа стал обладателем награды имени Андрея Зимина, которая вручается лучшему врачу команды КХЛ.

KHL.ru начинает серию публикаций о различных хоккейных профессиях. Открывают цикл те, кто бережёт здоровье игроков — врачи.

«Если что-то экстренное, ребята в команде могут и ночью позвонить»

— В чём отличие работы спортивного доктора от других врачебных специальностей?
— Особенность в том, что врачу в команде приходится иметь дело с очень широким спектром вопросов, которые касаются болезней, травм и в целом общения с игроками и их семьями. В больницах более узкие специальности, а здесь приходится заниматься всем. Также врач в команде постоянно должен быть на связи с игроками и тренерами и держать руку на пульсе.

— Где тяжелее работать — в больнице, или в хоккейной команде?
— Везде свои сложности. В больнице одно дежурство не приходится на другое: то всё спокойно, то вообще спать не удаётся. А ответственность есть и там, и там.

— Сколько обычно длится ваш рабочий день?
— Если что-то экстренное, ребята в команде могут и ночью позвонить. Нет такого, чтобы я пришёл в 8 утра на тренировку, а после её окончания в 12 ушёл домой. Если есть травмированные, с ними дольше приходится заниматься восстановлением и реабилитацией. Рабочий день не нормирован.

— Как проходит рутинная работа: что вы и ваш штаб делаете для игроков утром, что перед самим матчем, что в дни между играми?
— Травмированные игроки приходят раньше, потому что надо определиться, будут ли они тренироваться с общей группой или индивидуально. Во втором случае проговаривается план работы с тренером по физподготовке, массажистами и реабилитологом. Потом идёт подготовка к тренировке — кому-то надо наложить тейп, разогреться. Дальше уже выхожу на лёд и нахожусь непосредственно рядом с командой.

— Как происходит общение с тренерами?
— Моя основная задача — поставить тренеров в известность, кто из игроков готов и насколько, а кто — нет. В этом случае тренерский штаб сможет сделать корректировки в составе.

— В чём заключается ваша работа во время матча на лавке? Следите за игрой?
— Конечно: мало ли что может случиться. Если мелкое кровотечение или другое небольшое повреждение, то можно сразу на лавке оказать помощь. В ином случае мы уходим в раздевалку, мой кабинет находится рядом. Нужно как можно быстрее принять решение, способен ли хоккеист продолжить игру, чтобы тренер был в курсе.

— Какие вещи у вас обычно наготове?
— У меня всё наготове, полная сумка. Непосредственно под рукой кровоостанавливающее, заморозка, лёд.

— Коронавирус сильно осложнил вашу работу?
— Всё перевернулось с ног на голову. Думаю, как и во всей медицине во всём мире. Сначала было непонятно, как с этим бороться. Вспомнили все санитарно-противоэпидемиологические мероприятия при инфекционных болезнях. Потом стали придерживаться того регламента, который КХЛ подготовила совместно с Роспотребнадзором. Но, слава богу, справились. Первая волна прошла тяжелее, у нас было два случая госпитализации. Все в какой-то степени переболели, сейчас нормальная ситуация.

— Насколько я знаю, вы уделяете большое внимание питанию хоккеистов, особенно на выезде.
— На выездах меню высылается заранее. По прилёту разговариваем с шеф-поваром в ресторане. Питание — это немаловажный фактор, от него зависит состояние команды в целом. Если игроки будут питаться на стороне, то может произойти конфуз.

— В этом плане пристальное внимание раньше уделяли выезду в Китай?
— В Китае нам шли навстречу и питание было хорошим, нам делали европеизированное меню. Сейчас ребята вернулись с олимпиады, и говорили, что им не очень понравилось, как там кормили, и что во время чемпионата КХЛ питание было намного лучше.

— Уделяете ли внимание психологической разгрузке хоккеистов?
— У нас есть специальная программа, которая, в том числе, вычисляет интегральным методом показатель стрессоустойчивости. От этих цифр мы и отталкиваемся. Общаемся с игроком: высыпается он или нет, есть ли какие-то тревоги. Ищем причины стресса и стараемся помочь различными методами. К каждому нужен индивидуальный подход. Если нужна серьёзная помощь, то обращаемся к профильным специалистам, которые могут «залезть в голову» и разобраться.

— Вы как-то влияете на трансферы, узнаёте про здоровье будущих новичков?
— Иногда. Вся информация о перенесённых травмах находится на электронном портале КХЛ. Если что-то непонятно, могу позвонить коллеге из другой команды и узнать про игрока. После этого видно, есть ли какие-то подводные камни или всё хорошо.

— В КХЛ дружные врачи?
— Со всеми общаемся, дружим. Я знаю, что могу позвонить в любой город и обратиться за помощью. Также могут попросить и меня. По три-четыре матча на выезде могут быть. И что делать с травмированным игроком — обследовать, везти домой или оставлять в другом городе? В этом случае коллеги приходят на помощь. У нас тесное общение по любым вопросам. Игра игрой, а работа работой. Взаимовыручка очень сильно помогает. Когда-то мы были на конференции в Ярославле, и туда были приглашены врачи из других видов спорта — футбола, баскетбола, гандбола. И вот они были крайне удивлены, как мы между собой тесно общаемся. В этом плане нам даже завидуют.

— Год назад вас признали лучшим врачом КХЛ. Приятно было такое признание?
— Это не лично мое признание, а всей медицинской службы клуба. Мы долго к этому шли. Цели получить приз не было, мы просто выполняли свою работу, но очень приятно, что она была оценена по достоинству. Тем более что с недавних пор эта награда присуждается независимым голосованием.

— С врачом «Локомотива» Андреем Зиминым, в честь которого была названа награда, вы хорошо были знакомы?
— Да, были знакомы хорошо, дружили. Гибель его и всей команды — это большая трагедия, шок. За два дня до авиакатастрофы мы с ним общались по телефону, у него были вопросы по их поездке в Минск. Даже сейчас тяжело об этом говорить, потому что все ребята были душевные.

— Как вы пришли в хоккей?
— В 1995 году в тренерском штабе «Мечела» работал мой двоюродный брат Юрий Шумаков. Из команды тогда ушел врач, и меня пригласили — сначала на месяц. Всем понравилось, и я остался. Когда Николай Макаров в 2002 году перешёл в «Трактор», он позвал меня с собой. В это время в команде врачом был Валерий Михайлов, но он был не против моего прихода. Не было такого, что я его подсидел.

— В «Тракторе» вы работали с многими тренерами. В чём они отличались в плане взаимодействия с медицинским штабом?
— У каждого тренера примерно одинаковые требования, перегибов никогда не было. Со всеми обговаривали работу медицинского штаба. Но каждый по-своему относится к тренировочному процессу, к бытовым нюансам. Я благодарен судьбе, что удалось поработать с легендами нашего хоккея — Геннадием Цыгуровым, Валерием Белоусовым. Геннадий Фёдорович говорил: «Здесь я главный врач». Он старался всё контролировать, однако мы всё равно находили общий язык. С ним были какие-то разногласия, но очень приятно было, когда на похоронах Валерия Константиновича Белоусова он подошёл ко мне, пожал руку и сказал: «Спасибо тебе за всё». У меня никогда не было деления на игроков и тренеров, врач должен быть как буфер в команде и уметь нивелировать какие-то трения. Я до сих пор общаюсь с семьёй Белоусова. Они очень добрые, порядочные и интеллигентные люди. После смерти Валерия Константиновича его жена Нина Григорьевна одна в Челябинске оставалась, надо было ей помочь. Белоусов был мне как отец, давал много советов, выручал в бытовых вопросах. Он — такая величина, что было очень приятно с ним работать. Человек уникальный во всех отношениях, Личность с большой буквы. Он даже голос никогда не повышал, не то что матом ругаться на хоккеистов.

— Иностранцы – Карри Киви, Петерис Скудра — как-то выделялись?
— Скудра уже работал в КХЛ, так что ничего необычного не было. А вот Киви привык жить по европейским стандартам. Когда мы на предсезонке собрались, оказалось, что он думал, что команда будет передвигаться на автобусах, приезжать в день матча, и сразу же после игры уезжать. Только потом понял, какие здесь расстояния. Он был крайне удивлен этому.

— Вас называют семейным доктором «Трактора» — вы помогаете семьям, детям игроков?
— Я думаю, у любого командного врача такая же ситуация. Первым делом все идут к нам — жёны, дети, бабушки, дедушки и другие родственники. Действительно, мы одна команда, одна семья.

— Есть ли такие игроки, которые могут придумать себе травмы, болезни?
— Сейчас совершенно другое поколение. Наоборот, хоккеисты часто даже просят не говорить тренеру о травме, все хотят играть. Многое ещё зависит от порога болевой чувствительности, это индивидуально. Один может с переломом играть, а другой не может с ушибом. А чтоб хоккеисты прямо пытались отлынивать — такого точно не было.

— Часто у хоккеистов случаются курьёзные, бытовые травмы?
— Все люди, всякое бывает. Самый комичный случай — когда мы были на сборах с «Мечелом» то ли в Египте, то ли в Тунисе. Игроки сидели заполночь, общались с компанией иностранцев, и один из наших решил проявить удаль молодецкую и скатиться с горки в аквапарке. Но там не было воды. Он проехался — и плавки у него расплавились. Соответственно, ожоги на ягодицах были очень сильные. Представляете, проехаться по сухому пластику? Потом сидел в морской воде, чтобы быстрее зажило. Ему все вокруг место уступали, молча вставали.

— Какие самые тяжёлые травмы игроков были в вашей карьере?
— Артём Пеньковский во время матча во Владивостоке получил очень серьёзную травму головы. Его госпитализировали. С ним пришлось остаться нашему второму врачу, Михаилу Суханову. Слава богу, Пеньковский смог восстановиться, и снова играет в хоккей. Ещё было, когда наш игрок лёг под шайбу, ему попали метров с трёх прямо в лицо. Внешне на лице был очень большой дефект. Мы приехали снимок делать, и — удивительно! — все кости оказались целы. В другой раз хоккеисту попали клюшкой, и вылетело восемь зубов: по четыре верхних и нижних. Был случай, когда у хоккеиста случайно обнаружилась врожденная субарахноидальная гематома, и начала увеличиваться. Была долгая экспертиза, чтобы допустить его играть, но в КХЛ он больше так и не выступал.

— Говорят, что время бронзового и серебряного сезонов в 2011 и 2013 годах очень многие игроки «Трактора» выходили на лёд с травмами.
— Да, в плей-офф играли с травмами. Дерон Куинт — с переломом пальца, Евгений Катичев — с травмой ребер. Я тогда говорил Куинту: «У тебя перелом, нужен гипс». Он мне в ответ: «Док, какой гипс? Плей-офф же идёт, мы целый сезон к этому шли!». Ставили ему лангетку, он играл на обезболивающих. Ни одного матча не пропустил. Но в этих случаях необходимо не навредить результату, потому что игрок на фоне травмы может сделать что-то не так. Поэтому мы принимаем коллегиальное решение с тренерами.

— Администратор «Трактора» Анатолий Воробьёв говорит, что верит, что сделает глоток шампанского из чемпионского Кубка вместе с командой. Как насчёт вас?
— Хотелось бы, чтобы здесь у меня в кабинете оказался и реальный Кубок Гагарина, а не только тот, который нарисован на картинке. Приятно, если эта цель будет достигнута. Тем более сейчас у нас в «Тракторе» замечательная команда, большую часть сезона идём на лидирующих позициях. Дай бог, чтобы не сбавляли темп. У всех боевой настрой, сильное желание выигрывать. Есть шанс, что сможем добраться до Кубка Гагарина в этом году. 

Источник - khl.ru